Премьер-министр Владимир Путин: "Не хочу, чтобы в России было ЧП"
Поздно вечером 3 декабря Владимир Путин приехал в гости в Русский ПЕН-центр, где его ждали несколько десятков писателей. Началось с удивления: "Для меня абсолютная неожиданность, что вы тут собираетесь..." Раздался общий смех. "Это наш дом, какой ни плохой, а наш", - сказал директор ПЕН-центра Александр Ткаченко. "Печально, - сказал Путин. - Я не виноват, что вы в таких условиях, но я приношу свои извинения. Не знаю, когда и как, но постараемся исправить это". Дальше начались вопросы и ответы.
Ольга Кучкина: Вы обладаете всей полнотой информации о том, что происходит в Кремле, Белом доме, Чечне... Насколько отличается информационная картина дня от того, что на самом деле?
Владимир Путин: расхождений больше в период предвыборной кампании. Включаются так называемые предвыборные технологии, когда идут на все, чтобы добиться результата. В обычной жизни все отражается вполне объективно.
Кучкина: И в Чечне?
Путин: Никакого расхождения. Знаете почему? Мне удалось убедить военное руководство просто пустить журналистов на место. Все. Могу раскрыть тайну: такое поведение возможно только в тех условиях, которые сложились. А сложились потому, что у нас абсолютно моральная позиция. Нам нечего скрывать. Конфликт не имеет ни религиозной, ни этнической, ни межконфессиональной основы. Бандиты напали один раз - выбили, напали второй раз - выбили, в третий, в четвертый... Мы поняли, пока мы на их базах их не уничтожим, это никогда не закончится.
Феликс Светов: Идет антитеррористическая операция, которая на самом деле есть война. А чрезвычайное положение в Чечне не объявлено. Понять этого я не могу. Если б оно было объявлено, международные организации имели бы право контролировать ситуацию. Сегодня это невозможно.
Путин: Отчасти я с вами соглашусь. Наверное, нужно было вводить ЧП. Почему я лично не ставил этого вопроса? Мне просто не хочется, чтобы где-то в России было ЧП. Особенно в преддверии выборов в Госдуму. Что касается контроля, я с вами не соглашусь. Мы дали возможность представителям международных организаций побывать во всех районах, где хотят. И ОБСЕ, и ООН, и Совета Европы... Но вы знаете, что происходило: сотрудники ОБСЕ были вынуждены уехать из Грозного - боялись за свою жизнь. Представителей Красного Креста, в том числе женщин из Норвегии, бандиты расстреляли только за то, что рядом с Красным Крестом не было Красного Полумесяца.
В свое время президент Франции Ширак чуть не каждый день звонил президенту Ельцину по поводу одного из заложников-французов. Сегодня французские граждане поехали на чеченскую сторону, одного из них, как вы знаете, схватили и до сих пор держат в подвале, пытают.
Я прочитал его последнее письмо, исполненное собственноручно, - французской контрразведке его передали. Он пишет: я больше не могу терпеть...
Кучкина: А Ширак не звонит?
Путин: Не звонит. Он делает заявления по поводу положения на Северном Кавказе, а по поводу своего гражданина почему-то не беспокоится. Больше того. Вбрасывается пропаганда бандитов, что это чуть ли не провокация органов безопасности России. Ну такой бред! Чем невероятнее ложь, тем быстрее в нее поверят - так действует пропаганда террористов.
Евгений Попов: Меня и многих коллег интересуют отношения с Белоруссией и товарищем Лукашенко. Этим летом я видел в Хельсинки Василя Быкова, их лучшего писателя. Он фактически живет в эмиграции. Я послушал белорусское радио - я возвратился в 71-й год. С Белорусскией - да, нам по пути, с Лукашенко - нет.
Путин: Будем исходить из того, что я пока еще действующий председатель правительства России, а Лукашенко - президент независимого государства Беларусь.
Аркадий Ваксберг: Вы уже все сказали.
Путин: Я не закончил. Много всяких мнений о целесообразности и нецелесообразности объединения. Возражения часто носят даже не политический характер, а экономический. Говорят: зачем объединяться с Белоруссией, они бедные, мы богатые. Я задаю вопрос: а японцы бедные или богатые? Мы богатые, потому что у нас много ресурсов: нефть, газ, золото. А японцы? Они богатые. Но у них же ничего нет. За счет чего богатые? За счет населения, за счет интеллекта, технологий, уровня развития производства. В этом смысле разве Белоруссия беднее нас?
Кучкина: Мы говорим о демократии.
Путин: Перехожу к демократии. Допустим, у кого-то есть вопросы к тому, как президент Белоруссии организует политическую жизнь страны. Но геополитически продвижение России в Европу через союз с Белоруссией для России выгодно. Что касается конкретных лиц, они не могут скомпрометировать идею.
Олеся Николаева: Вы пришли в правительство из органов безопасности. Как оцениваете свой опыт работы в органах и каким образом используете его как глава государства?
Путин: Вы назвали меня главой государства - это очень опасно... (Общий смех). Практически всю жизнь, за небольшим исключением, я проработал в органах внешней разведки, окончил специальное учебное заведение - разведшколу, работал за границей. Органы безопасности возглавлял недолго. Когда пришел туда, то увидел людей, которые работали еще в 30-е годы. Это произвело на меня, как на человека из университета, сильное впечатление. Нас учили по одним правилам, эти люди жили по другим. Могу воспроизвести. Обсуждали какое-то мероприятие, говорят: нужно сделать так. Я говорю: так нельзя, это незаконно, вот закон. Мне говорят: а вот инструкция. Я говорю: но есть закон. Они говорят: для нас инструкция и есть закон. Для меня это было неожиданно. Тем не менее я к этому периоду моей жизни отношусь положительно.
Фазиль Искандер: У меня такое ощущение, что народ растерян. Он не знает, куда мы идем, как идем, зачем идем. Совершенно необходим какой-то документ правительства, обращение к народу, где ясно, четко, логично, высокоэмоционально была бы выражена программа действий на ближайшие годы.
Путин: Абсолютно согласен. У страны давно нет ясных ориентиров развития. И в области экономики, и в области социальной политики, и в области борьбы с преступностью, даже в области международных дел. Мы создаем центр - с рабочими группами по всем направлениям. Там и будут заложены те приоритеты, о которых вы сказали.
Юлиу Эдлис: Генералов стало многовато, а у генералов большие аппетиты. Не слишком ли много власти мы им дали?
Путин: У нас большая армия - 1200000 человек, ракеты, подлодки. У нас, как оказалось, всего 90000 - сухопутные войска. Когда начались события в Дагестане, говорили, что необученных ребят посылают, они гибнут. Но у нас просто некому было воевать, даю вам слово, что именно так. И повернись события по-другому, если бы весь лес загорелся, у нас воды не хватило бы залить пожар. Ситуация была крайне драматической.
По поводу засилья генералов. Генералы не самые глупые люди. Хотя у них свой образ мыслей. И, в общем, они должны заниматься своим делом. Может даже Минобороны должен возглавлять гражданский человек. В нормальном государстве. Но у нас государство слабое. И как компенсация слабости государства у нас люди из силовых структур занимают те места, где должны работать люди гражданские.
Лев Тимофеев: Чем мы интересны друг другу? Чем-то личным, да? Люди на вершине иерархии - что они чувствуют? Ваши назначения приносили вам радость? Вы же не пришли и не сказали жене: все, жизнь кончена, я директор ФСБ...
Путин: Я должен признаться, что приехал в Москву, потому что хотел компенсировать то поражение, которое получил в результате проигрыша Собчака в Петербурге. Мы все оказались за бортом. Но я никого ни о чем не просил. Вспомнили и пригласили. Через два года у меня возникло желание бросить государственную службу - компенсация наступила, дальше стало скучно. Вот вы не замечаете, где собираетесь, потому что у вас есть главная внутренняя составляющая. На государственной службе такого совсем нет. Но наступало изменение качества, и я оставался.
А директором ФСБ меня назначили совершенно неожиданно. И сообщили, когда указ был уже подписан. Я был лет 17 офицером - я подчинился указу президента. После этого я уже не думал об уходе с государственной службы, потому что это воспринималось бы как уход с поля боя. Помню, долго подбирали секретаря Совета безопасности, все отказались, кроме меня... Я хочу напомнить вам, в какой момент это произошло. Тогда уже никто не думал о том, что президент как институт власти в стране может приподняться. Все считали, что этот институт прекратил свое существование. Я не исключаю, что и нападение бандитов на Дагестан произошло потому, что они знали об этом.
Что до последней моей работы, могу сказать: я о возможности этого назначения знал, но к этому не стремился. У меня ведь нет глубоких связей, извините, с местными элитами. Я же из провинции. Работа, конечно, масштабная, интересная, и я вижу, что народу она нравится. Но это не значит, что мы все делаем правильно. Это тонкий вопрос. Как только прошел слух, что правительство опять снимают, один из первых разговоров с командующим на Кавказе: вас выгоняют? Я говорю: откуда, что? Он говорит: слухи, в газетах. Я ему: бросьте. Он говорит: для нас это важно, местное население, которое с нами уже готово было работать, сделало шаг назад. Я этого не ожидал, честное слово. Они сказали: вы нас опять бросите, вернутся бандиты и всех нас расстреляют. Понимаете? Это как машина: встала в колею, и из нее уже не вылезти.
Андрей Вознесенский: Вчера ночью был ограблен Музей Пастернака в Переделкине. Возьмите это под контроль.
Аркадий Арканов: Я хочу подарить вам фразу, в дальнейшем можно ее употреблять без ссылки на меня: добро нужно сеять, зло - сажать.
Путин: Спасибо
Ольга Кучкина. Премьер-министр Владимир Путин: "Не хочу, чтобы в России было ЧП". "Комсомольская правда", декабрь 1999. Цитируется по дайджесту прессы "Мир за неделю" № 15, 4-11 декабря 1999