|
Отрицать наличие у нас в стране экстремистских организаций, представляющих угрозу для граждан и общества в целом, никак нельзя. Однако попытки законодательного противодействия экстремизму в их нынешнем виде выглядят, на мой взгляд, совершенно нелепо.
Я абсолютно уверен в том, нет никакой необходимости в специальном законе, направленном на борьбу с экстремизмом, а в том виде, в каком эта идея существует на настоящий момент, такой закон вреден и потенциально опасен. Я однозначно против введения в юридическую практику новых карательно-регламентирующих актов, основанных на понятиях типа "экстремизм", "радикализм", или, тем более, "фашизм", равно как и за устранение из уже существующих нормативных документов понятий данного ряда. Обоснование этого тезиса довольно простое – в контексте, реально сложившемся в правовом поле современной Российской Федерации, государство должно иметь минимум карательных возможностей. На мой взгляд, очевидно, что весь корпус законодательства, позволяющий воздействовать на издания и политические организации, используется только ситуативно, при условии получения непосредственных политических дивидендов в краткосрочной перспективе. Такая ситуация однозначно свидетельствует, что государству (вернее, конкретной корпорации политиков-чиновников) нельзя давать лишнего рычага воздействия на общество. Нет ни малейших сомнений, что государство, вооруженное карательными возможностями, основанными на расплывчатых идеологических категориях (под определение "экстремизма", содержащееся в президентском законопроекте, можно подвести что угодно), будет использовать их исключительно ситуативно и исключительно в своих интересах, а не в интересах общества и граждан страны.
Поэтому я категорически против какого-либо ужесточения надзорно-карательной функции власти по отношению к политическим силам и СМИ. Любой новый юридической акт только усугубит ситуацию, а не облегчит ее. В несколько заостренном виде мой тезис выглядит следующим образом: государственно-номенклатурная прослойка в современной России куда более опасна для гражданского общества (если зачатки такового и можно констатировать в нашей стране), чем экстремистские политические силы. Власть заслуженно не обладает должным кредитом доверия, чтобы вооружать ее лишней юридической возможностью жесткого воздействия на политическое поле страны.
Вышесказанное, однако, не означает, что карать нельзя никого ни за что ни в каком случае. Я считаю, что наказание должно следовать за преступлением, а не за намерением. Соответственно, наказанию подлежит не идеология, а конкретные действия. А это уже сфера компетенции Уголовного и Административного кодексов, под действия которых и так, по идее, подпадает большинство правонарушений, ныне выделяемых в отдельную категорию "экстремизм".
Некоторое реформирование правовой базы в рамках частных изменений, конечно, необходимо. Например, никуда не годится нынешняя формулировка ст. 282 УК – если ее применять, то, действительно, можно карать за издание значительной части религиозной литературы, включая Библию, Талмуд или Коран. То, что эта статья в нынешней, предельно широкой формулировке толком не применяется – благо (нерациональная строгость законов в России всегда компенсировалась необязательностью их исполнения). Формулировка "разжигание", равно как и "возбуждение" "вражды" или "розни", или чего бы то ни было, мне представляется вообще крайне неудачной. Статья должна быть сформулирована предельно четко: "оскорбление", "клевета", "призывы к…" (с конкретным уточнением, к чему именно призывы). Мне кажется, подобное уточнение формулировки само по себе решит сложный вопрос об "умысле", который является проблемой в свете официального комментария к действующему УК. Неважно ведь, с каким "умыслом" человек призывает кого-либо бить или оскорбляет кого-либо? Если сложно доказать, что утверждение "все евреи – жулики и неполноценные" преследует целью "возбуждение розни", то факт оскорбления здесь – налицо. Конечно, за это не стоит сажать. Но – штрафовать, штрафовать и еще раз штрафовать.
На мой взгляд, относительно социальной и религиозной вражды общее правило должно быть следующим. Сама по себе пропаганда исключительности и превосходства ("на рабочих весь мир держится, капиталисты – дармоеды"; "христианство – истинно, евреи жестоко заблуждаются и вообще Христа распяли") не должна караться никоим образом хотя бы потому, что буквальное применение этой статьи загонит в подполье большинство религиозных организаций (по крайней мере, всех традиционных монотеистов). Абсурдным представляется понятие "религиозного экстремизма" – в рамках сложившихся представлений большинство религиозных доктрин может быть признано экстремистским (монотеистический Бог тоталитарен). Сотериология большинства религий ("мы спасемся, остальные – нет") в рамках действующей ст. 282 УК и так является преступной. Если государство не стремится объявлять религию вне закона как "экстремистскую идеологию" (а оно явно стремится с религиозными организациями, напротив, дружить) эта юридическая ситуация должна быть исправлена как можно скорее.
К слову, излишне строгим в этом смысле представляется действующий закон о политических партиях, согласно букве которого невозможно создание партии по национальному, религиозному или половому признаку. Несомненно, что де-факто нелегитимные в понятиях этого закона исламские, христианские, женские или татарские (еврейские, русские) политические партии имеют право на существование. У меня лично возникает протест против ситуации, когда в уставе мусульманской партии нельзя честно написать "членство в партии разрешено только мусульманам". Возможны ведь любые общественные организации по половому, возрастному, профессиональному, религиозному и т.п. признакам, почему же политические партии в этом смысле исключение?
Мне кажется, что максимально широко следует вводить в правоприменительную практику штрафы за конкретные нарушения, а запреты средств массовой информации или организаций должны быть случаем совершенно исключительным, и естественно – только по решению суда, а не регистрирующего органа. Впрочем, в свете реальной перспективы прекращения деятельности организации или печатного органа ввиду серьезных штрафов целенаправленные запреты теряют свой смысл и значительную часть привлекательности. Среди подобных частных нарушений, которые можно и должно карать штрафами – откровенные призывы к насилию, войне, вооруженному изменению конституционного строя или разжигание межнациональной и межрелигиозной розни (но только при условии серьезного уточнения и четкого ограничения этого понятия).
На мой взгляд, караться в уголовно-административном порядке должны только заявления, которые непосредственно призывают или могут привести к насилию. Оскорбление национальной или религиозной общины – это предмет для разбирательства в суде только в том случае, если иск подает оскорбленная община. Не должны караться, например, утверждения типа "моя религия истинна" или "мой народ – самый лучший", что, по идее, подпадает под действующий УК. Отрицание Холокоста ("нацисты не уничтожали евреев в газовых камерах") само по себе тоже не должно караться, наказание должно быть только в тех случаях, когда ревизионистская пропаганда идет с прямым оскорблением этноса (если община подаст в суд) или с призывами, "в отличие от Гитлера", расправиться-таки с евреями.
Естественно, должны караться не только организации и СМИ, но и частные лица, провозглашающие подпадающие под запрет призывы, но не в уголовном, а в административном порядке (штрафами). К примеру, за статью с откровенными призывами к насилию по отношению к какому-либо меньшинству должны караться штрафами как издание, так и автор (в соотношении примерно 5:1 или 10:1, примерно, как это принято в отношении материалов, оскорбляющих честь и достоинство). Иски, несомненно, должна подавать прокуратура и специальные органы, отслеживающие деятельность тех или иных структур (скажем, если речь идет о СМИ – то Минпечати). Минюст, на мой взгляд, вообще не должен обладать карательно-регламентирующими функциями по отношению к политическим организациям. Государственная структура, которая ведает тюрьмами и одновременно контролирует деятельность политических партий, – это нонсенс. Какой именно орган должен наблюдать за политическими организациями – это отдельный вопрос, может быть, специальный отдел в ФСБ, поскольку силы, претендующие на влияние в политической сфере, должны контролироваться именно с точки зрения общественной безопасности, чем, по идее, должна бы заниматься ФСБ. Мне представляется, что должно быть создано отдельное министерство по делам общественных (в том числе религиозных) и политических организаций.
Ситуация с контролем над пропагандой в интернете, конечно, сложнее. На мой взгляд, никакое юридическое ограничение сетевых публикаций не оправдано, хотя бы потому, что его слишком легко можно избежать, хотя бы с помощью регистрации сайта на иностранном хостинге. Интернет – неподцензурная зона. Есть смысл создать (и стимулировать) определенные настроения у так называемой сетевой общественности (то есть в первую очередь – у провайдеров и хозяев бесплатного хостинга, а также владельцев основных сетевых изданий), направленные на постепенное вытеснение разжигающих всяческую рознь сайтов за пределы "приличного общества". Это не идеализм и вполне реально. Как показывает опыт вытеснения сайтов, содержащих детскую порнографию, сетевое сообщество состоит из конкретных людей, готовых на соблюдение определенных правил, оправданность которых очевидна. Методы достижения этой цели, конечно, еще нужно выработать.
Примерно схожим с контролем над СМИ должен быть и контроль над организациями. Запрещать или карать организации за идеологию, на мой взгляд, нельзя. Можно и нужно карать только за конкретные призывы и деятельность. При этом, на мой взгляд, удачной являлась бы следующая схема: если лидер зарегистрированной организации утверждает, что "жидов надо бить", штрафуют и его, и организацию (в вышеуказанном для СМИ соотношении), причем штрафы должны быть значительные. Если то же говорит лидер незарегистрированной организации, то ему вменяется штраф на ту сумму, которую сняли бы с организации, если бы она была зарегистрирована. Это – стимул для официального оформления радикальной организации, позволяющего более четко контролировать ее деятельность. Если исходить из идеала (то есть из УК с учетом высказанных замечаний), то в тех случаях, когда речь идет не о словах (которые в уголовном порядке караться не должны), а об уголовно наказуемых преступлениях, то должны караться конкретные люди, а не их партийное или идеологическое руководство. То есть, если в городе Саратове член НБП покупает автоматы или в Ленинградской области член НБП убивает человека, то это должно быть поводом для осуждения купившего автомат или убившего человека, а не для запрета НБП и ареста лидера партии.
Справедлив тезис об ответственности лидеров за любые инциденты в ходе организованного ими митинга – чтобы сами организаторы был заинтересованы в мирном характере акции. Это один из немногих случаев, когда я склоняюсь к одобрению наказания руководства за правонарушения со стороны активистов. Например, если партия организует митинг, в ходе которого ее активисты вступают в драку с милицией, а заканчивается все штурмом мэрии, то конкретных людей, дерущихся с милиционерами и штурмующих мэрию, несомненно, следует в уголовном порядке карать. Организаторов митинга, даже если они не делали никаких четких призывов к насилию, в таком случае следует штрафовать и, может быть, лишить права на организацию массовых мероприятий на какой-то срок; если же конкретные призывы со стороны организаторов звучали, то наказание может быть и более серьезным.
Запрет организаций за идеологию мне представляется в корне неверным путем. Вместо одной партии, которая на виду, после запрета можно получить несколько десятков мелких кружков озлобленных радикалов, от которых можно ждать чего угодно. Не надо искусственно выталкивать за пределы политического поля никакие организации. А за конкретные преступления (оскорбления, призывы, ношение оружия, не говоря уж об убийствах и погромах) надо карать вне зависимости от партийной принадлежности. Не надо заставлять радикалов радикализироваться дальше. Надо, наоборот, стараться цивилизовать их. Регистрироваться (то есть "светиться", попадать в зону легальной политики, она же зона надзора за партиями) должно быть выгодно, а не наоборот.
Оправдание или положительная оценка различных режимов прошлого, на мой взгляд, не может быть поводом для карательных мер, поскольку невозможно выдерживающее малейшую критику выделение критериев режима, оправдывать который нельзя. Выражая свою личную точку зрения, скажу, что за заявление "Гитлер был прав" нельзя карать, а за заявление "евреев надо уничтожать" – можно и нужно. Пожалуй, единственный юридически оправданный вариант в сторону ужесточения, с которым я еще могу согласиться, – это оправдание деятельности организаций, признанных преступными Нюрнбергским трибуналом. То есть хвалить СС нельзя, а Гитлерюгенд – можно. В этих строго оговоренных рамках я готов согласиться с запретом на оправдание тоталитарных режимов прошлого, хотя и не считаю это необходимым.
Ни в коем случае призывы к установлению диктатуры ненасильственным путем не могут караться ни в уголовном, ни в административном порядке. Сами по себе предложения по изменению конституционного строя должны восприниматься нормально в условиях только складывающейся постсоветской российской государственности. Административно должны караться только призывы к насилию (в том числе – к насильственному изменению государственного строя РФ), уголовно – прямая подготовка к действиям в этом направлении, либо же призывы, в отношении которых можно достоверно доказать, что они имели непосредственным итогом насилие – например, призывы бить нерусских на митинге, закончившемся погромом. При этом опять-таки "подготовка" должна быть юридически строго определена. К примеру, на мой взгляд, создание общественной организацией военизированной структуры не может считаться таковой. К слову, считаю совершенно лишним имеющийся в действующем законодательстве запрет на создание "вооруженных" или "военизированных" формирований (путаница в терминах только отражает нелогичность этого положения в целом).
Видимо, последний тезис заслуживает подробного обоснования. На мой взгляд, запрет как на "вооруженные", так и на "военизированные" формирования не нужен. Незаконное приобретение, хранение, ношение и транспортировка оружия – и так уголовно наказуемое деяние. С "вооруженными" формированиями все очевидно – отдельный запрет на образование оных не имеет функционального значение и только дублирует уже существующие в уголовном праве запреты.
Что же такое "военизированное формирование", из действующего законодательства совершенно непонятно. Мне кажется, если партии хочется, чтобы главы ее структурных подразделений именовались "командирами", "комиссарами", да хоть "генералами" или "гауляйтерами", а сами партийные ячейки – взводами или бригадами, то пусть они так называются. Объединение в политическую партию – дело добровольное, если членам партии предписывается подчинение лидеру – их право входить в такую партию или выйти из нее. Регламентация внутреннего устройства общественной организации (как партии, так и любой другой) – это явно вне юрисдикции демократического государства, к построению какового Россия (по крайней мере, на уровне деклараций) стремится. Если партии хочется, чтобы ее члены ходили в форме и занимались строевой подготовкой – ну пусть ходят, зачем ставить их перед необходимостью регистрировать формально независимые "военно-патриотические клубы" или организовывать "секции по допризывной подготовке молодежи"? Ведь подобным организациям (или, скажем, федерациям карате или рукопашного боя) "военизированная" структура разрешена…
Так что особой пользы от такого запрета я не вижу. А вот вред может быть – достаточно вспомнить показательный казус с Армией Спасения.
За символику и атрибутику, как мне кажется, карать нельзя. Во-первых, это юридически мало обосновано. Никакая символика сама по себе не может быть составом преступления. Во-вторых, это неэффективно. Немецкие скинхеды, которым нельзя вскидывать в салюте правую руку с раскрытой ладонью, вскидывают левую. Всегда можно будет выкрутиться по примеру С. Жарикова, снабдившего брошюру "Доктрины фашизма" пометкой: "Ввиду большого количества понта издание считать научным". Единственно юридически корректным и вообще реальным вариантом я вижу запрет на точное воспроизведение официальной символики признанных в Нюрнберге преступными организаций (то есть, например, диагональную четырехлучевую черную свастику в белом круге на красном фоне использовать нельзя, а, скажем, трех- или восьмилучевую – можно), однако это настолько неэффективно, что тоже неоправданно. На мой взгляд, в символике должна быть вседозволенность. В связи с этим следует отменить ст. 20.3 КоАП и иные аналогичные ей законы, призванные карать за изготовление, распространение и демонстрацию символики и атрибутики.
Что же касается насилия на почве ненависти – то в этом вопросе я категорический противник переноса на российскую почву американского понятия "hate crime", согласно которому, например, за избиение на почве расовой вражды наказание куда более строгое, чем за избиение по причине плохого настроения нападающего. То, что это понятие фактически перенесено в действующий Уголовный кодекс, на мой взгляд – ошибка. Во-первых, мне кажется сомнительным с юридической точки зрения то, что расовая или национальная неприязнь в качестве мотивировки преступления является отягчающим обстоятельствам. Кроме того, не совсем понятна практическая сторона применения этого положения. Прокурор с подачи потерпевшей стороны будет стремиться доказать, что пострадавшего избили из-за формы носа (или из-за принадлежности к общине свидетелей Иеговы), а адвокат обвиняемого – что пострадавшего избили по причине личной неприязни? Эта норма в действующем законодательстве неработоспособна. Правоприменительная практика показала, что доказать тот факт, что насилие имело место именно на почве ненависти, очень трудно, а полностью юридически корректно – практически невозможно. За нанесение телесных повреждений надо судить по статье "нанесение телесных повреждений", а не по 282-й статье, даже если скинхед побил негра. Мне это кажется естественным и логичным.
Наверное, некоторые из моих предложений входят в противоречие с существующими международными правовыми актами, однако мне международная законодательная база не кажется идеальной. Чисто теоретически, на мой взгляд, можно выработать лучшую, а проблему ее несоответствия с международными актами решить объявлением последних не обязательными для государства, а рекомендательными. Другой вопрос – насколько это реально в сложившемся контексте.
Общие концептуальные законодательные акты, направленные на противодействие экстремизму, слишком откровенно покушаются на Конституцию. Подобные вышеописанным частные запреты и механизмы их осуществления, основанные на Уголовном и Административном кодексе, вызывают куда меньше вопросов.
Кроме того, определенные проблемы, связанные с противодействием экстремистской деятельности, могут быть решены только путем реформирования общих норм права. Например, часто обращают внимание на то, что малолетние скинхеды, участвующие в избиениях, избегают наказания в связи с несовершеннолетием. На мой взгляд, следует снизить возрастной порог уголовной ответственности до 13–14 лет, но ни в коем случае не по отдельным статьям, а только в целом по уголовному законодательству. Преступность у нас вообще все молодеет. Дело не в скинхедах – 14-летние убийцы и садисты, увы, не редкость.
Точно так же я против неразборчивого применения амнистии, которая неоднократно применялась по отношению к экстремистским лидерам. На мой взгляд, амнистия не оправдана ни по каким статьям и представляет собой морально и юридически ущербный метод решения проблемы переполненности тюрем. Если есть твердая уверенность в виновности осужденного, то амнистия является заведомо несправедливой демонстрацией государством своей непоследовательности и отсутствия уверенности в деятельности собственных судебных и правоохранительных органов. В условиях, когда миллион человек годами сидит до суда в СИЗО без доказательства вины, выпускать уже признанных виновными и осужденных преступников просто аморально. В идеале до суда люди должны сидеть только в исключительных случаях. В отношении осужденных должна быть уверенность, что они осуждены с максимальной обоснованностью. Широко должны практиковаться меры наказания, не связанные с лишением свободы. Мелкие уголовные преступления, например, должны караться общественно-полезными работами.
Куда более оправданной мне представляется не идея амнистии осужденных по какому-то общему признаку (статья УК, возраст, наличие наград и т.п.), а помилование конкретных людей, исходя из индивидуальных особенностей их случая. Например, крупный деятель науки или культуры больше пользы принесет стране и возместит тем самым нанесенный его преступлением ущерб на своем рабочем месте, чем на лесоповале.
В том виде, в каком амнистия практикуется сейчас, она имеет право на существование и по тем статьям УК, которые ныне находятся в разделе "общественно опасные преступления", никаких амнистий не должно быть только по тяжким преступлениям против человека. Но в идеале сама практика амнистии должна быть заменена более широким применением индивидуального помилования (в том числе, и осужденных за "экстремистскую" деятельность).
Таким образом, на мой взгляд, отдельного законодательного корпуса, направленного на противодействие экстремизму, быть не должно, необходимо уточнение и несущественное изменение действующего уголовного и административного законодательства. Может быть, это прозвучит пафосно и идеалистически, но решение проблемы экстремизма – не в создании специальной законодательной базы по противодействию экстремизму, а в создании правового государства, в котором нормально работает весь корпус законодательства, в том числе – и уголовно-административного. Руководство страны должно не политически-волевым усилием давать команду "разобраться" с радикалами, а просто последовательно и неотвратимо карать за любые преступления. Это поможет решить не только проблему экстремизма, но многие другие, куда более насущные для нашего общества.
Назад, к оглавлению книги или далее...
|